Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - Мара Дорст

растерял свое очарование. Как назло, не успеваем выйти из автобуса, как начинает моросить мелкий дождь. Песчаник и гравий, которыми посыпаны дорожки, не успевают впитывать влагу, которая, видимо, еще осталась после вчерашнего дождя, и нам приходится огибать лужи, чтобы не промочить ноги. Статуи в серых мокрых подтеках вокруг заснувших фонтанов печально смотрят куда-то вдаль. Многие статуи уже зачехлены в преддверии зимнего сезона.

Это напоминает мне мою экскурсию по Петергофу лет десять назад. Тогда я ездила к моему бывшему мужу, отцу моих детей, в попытках восстановить спустя годы наш брак. Затея была неудачной и закончилась, как и следовало ожидать, полным провалом. Запомнилась только та прогулка по осеннему парку, такому же грандиозному и печально застывшему в ноябрьской слякоти и холоде. Такие же уснувшие фонтаны, и заколоченные статуи, удручающая тишина межсезонья. Сейчас я в Париже, в самом Версале, рядом другой мужчина, не любовник, не партнер, просто случайный попутчик, с которым свела судьба на несколько дней. Неисповедимы пути Господни!

Версальский парк простирается далеко вниз. Каскад из нескольких уровней позволяет видеть далекую перспективу, открывая взору четкую планировку, строгие архитектурные линии паркового ансамбля. Но у нас слишком мало времени, чтобы мы могли спуститься дальше верхней площадки. Я знаю, что Версальский парковый комплекс занимает территорию в несколько километров, так что нам не хватит и целого дня, чтобы обойти его. А у нас есть всего лишь минут двадцать до открытия дворца. Мы с Сашкой ограничиваемся несколькими снимками издалека и парой фотографий на фоне фигуры возлежащего Нептуна. Увы, но можно сказать, что в Версальском парке мы так и не побывали.

– Не расстраивайся, – успокаивает Саня, – это повод вернуться сюда еще раз.

Но в отличие от него, я совсем не уверена, что мне когда-нибудь снова представится такая возможность.

Именно в Версальском парке у Майорова обнаруживается пунктик фотографироваться с армейцами. По территории совершают обход с автоматами наперевес парни из Французского легиона в зеленых беретах, они охраняют эту территорию.

– Подожди здесь! – говорит мой друг. Не успеваю я оглянуться, как он бросается к военным, и на русском языке начинает уговаривать их разрешить сделать совместное фото. Ребята сначала заметно напрягаются, приняв его за возможного злоумышленника или сумасшедшего, и не скрою, что в этот момент я испугалась за него. Но вот они расслабились, даже смеются. Один из парней похлопывает Сашку по плечу. Саня подзывает меня, вручает в руки свой мобильник, чтобы я сделала снимок: легионеры и мой спутник, положив друг другу руки на плечи, широко улыбаются в объектив.

– Как тебе это удалось? – удивляюсь я.

– Я пообещал им, что этот снимок не будет нигде опубликован и что никто, кроме меня и моей семьи его не увидит. А когда я им сказал, что служил в десантных войсках, они и вовсе приняли меня за своего. И кстати, вот тот парень, со светлыми волосами, молоденький совсем, он из Украины и говорит по-русски. А тот высокий с бородой, их командир, кавказец.

– Как же они попали сюда? – удивляюсь я.

– Во Французском легионе может служить любой, не важно, из какой ты страны. Главное, уровень физической подготовки.

Я что-то слышала про Французский легион. Нужно быть чуть ли не супергероем, чтобы в него попасть. Значит, эти ребята не так просты, какими кажутся на первый взгляд.

Остается всего несколько минут до открытия музея, поэтому мы спешим назад. Как оказалось, вовремя, потому что буквально на наших глазах на площадку подъезжает еще несколько автобусов, и толпы туристов длинной вереницей устремляются сторону дворца. Мы находим глазами нашего гида и пристраиваемся рядом с ним. Традиционная процедура контроля на пропускном пункте, проверка датчиками на наличие оружия, и вот мы в святая святых. У нас в распоряжении только час на то, чтобы осмотреть музей. В десять без опозданий нужно вернуться к автобусу.

– Прошу вас уложиться в это время и вернуться вовремя. Иначе вы задержите других и сорвете план дальнейших посещений. Прошу вас уважением относиться к друг другу и быть пунктуальными.

Мы с Сашкой засекаем время. Бесплатного аудиогида на русском языке на стойке нет, поэтому нужно ориентироваться в музее самостоятельно. Мы с энтузиазмом новичков рвемся вперед. Пролетая через залы с роскошными люстрами и гобеленами на стенах, мы даже еще успеваем фотографироваться. Но вот глубоко вникать в то, где мы находимся, и что за шедевр перед нами, у нас просто нет возможности. Это не экскурсия в полноценном смысле этого слова, а бег по пересеченной местности. Один зал сменяет другой, лестница вверх, лестница вниз. Мелькают картины и предметы обихода, символы эпохи блистательного Людовика-Солнце. Здесь он ел, здесь он спал, здесь он пользовал своих фавориток. К слову сказать, кровать короля, обрамленная со всех сторон балдахином-шатром, не производит на меня особого впечатления. Слишком узкая и уж больно высокая. Одно лишнее движение во время сексуальных утех – и можно запросто кувыркнуться на пол. Вспоминаю, как Карстен упал с нашей с Йенсом семейной кровати и ушиб себе челюсть, хотя там было и не настолько высоко, как здесь.

– Я вообще не любитель всех этих музеев. – на бегу говорит Сашка. – Если бы не ты, я бы сюда не пошел, лучше бы погулял еще по парку. Не понимаю людей, которые часами могут созерцать одну картину с глубокомысленным видом.

Я бы удивилась, услышав другое. Майоров простой парень, из тех, про которых говорят «конкретный пацан». Иногда мне кажется, что в своей кожаной куртке он впрыгнул сюда прямо из 90-х, эдакий браток из бандитской группировки. Мои ассоциации имеют под собой основание: в пути ночью из его рассказов я поняла, что когда-то это имело место в его прошлом. Он говорил о своих друзьях, ребятах, которые не дожили до наших дней. Да и все его понятия будто из тех времен, конкретные, прямые, только белое и черное без полутонов. Он словно так и остался там, в той эпохе. И все же мне очень комфортно с ним. Я легко подстроилась под его стиль общения, и он тоже чувствует меня в доску своей. Потом мы оба признались, что с первой минуты знакомства у каждого из нас было ощущение, что мы знаем друг друга всю жизнь. Мое чувство комфорта усиливается благодаря его голосу, который один в один напоминает мне голос Виталика, хотя внешне они совсем не похожи.

По привычке я не расстаюсь с моим рюкзаком. Мой принцип «Omnia mea mecum porto» («Все свое ношу с собой», лат.). В Германии, частично из-за Йенса, частично из-за школы, я привыкла ходить с рюкзаком, в котором я ношу все необходимое и который можно просто накинуть на плечо. Потом, уже вернувшись на родину, я так и не смогу отказаться от этой привычки. Сашка посмеивается над тем, что я везде таскаю рюкзак с собой, вместо того, чтобы оставить его в нашем автобусе. Однако я не собираюсь рисковать, ведь в рюкзаке все мои документы, деньги, банковские карточки. Увидев, что попытки переубедить меня не приносят результата, Сашка отбирает у меня рюкзак, взяв заботу о моих вещах на себя. С тех пор я все два дня нашего путешествия хожу налегке. Вероятно, мы с моим новым другом смотримся настолько органично вместе и общаемся так близко и непринужденно, что остальные туристы до самого последнего экскурсионного дня будут считать нас парой. Наши группа была в шоке, когда по прибытии в Германию на обратном пути мы с Сашей распрощались. Я вышла в Эссене, а он поехал дальше до Дюссельдорфа, где его ждала встреча с еще какими-то родственниками.

Несмотря на свою брутальность, Сашка во всем слушается меня. Я решаю, в какой зал пойти, за какой угол завернуть, где сделать остановку для того, чтобы осмотреть интерьер внимательнее, а где остановиться лишь на минутку, чтобы перевести дух. Мой попутчик послушно следует за мной, добродушно посмеиваясь:

– Ну, ты и заводная девчонка! Просто метеор какой-то!

А я просто привыкла проводить экскурсии в таком темпе, ведь, путешествуя тайно от мужа по городам